В работе с ранней травмой (обычно это период до 3 лет) терапевт и клиент часто сталкиваются с парадоксом: есть яркие симптомы — тревога, необъяснимая тоска, сложности в отношениях и даже телесные симптомы, но нет доступа к конкретным болезненным воспоминаниям, которые с ними связаны. Причина этого кроется в природе самой травматической памяти, которая формируется до того, как ребенок осваивает речь и способность выстраивать личный нарратив.
Психоаналитик Ричард Эрскин пишет, что память раннего опыта в значительном объеме формируется досимволическими и имплицитными (неосознаваемыми) способами. Проще говоря, память о травме в психике есть, а ее отражения в сознании, в мыслях и словах — нет.
Именно поэтому «копать» в поисках целостного воспоминания о каком-то конкретном событии, которое надо чудесным образом "проработать" - часто бесполезно (при этом присутствует большой соблазн контролировать доступ своему глубинному через ум).
Эрскин выделяет несколько форм такой т.н. имплицитной памяти, которая и составляет скрытый фундамент наших проблем:
- Довербальная память. Самый ранний след переживаний, который хранится в теле как мышечное напряжение, неясные чувства (тоска, отвращение) и в виде стиля привязанности.
- Никогда-не-вербализованная память. Это пережитый опыт, который не был назван и объяснен заботливым взрослым. Ребенок просто не научился облекать эти чувства в слова, и во взрослом возрасте они захватывают его, оставаясь неконтролируемыми.
- Непризнанная память. Опыт, который семья игнорировала как незначительный. Внутренний мир ребенка оставался без отражения, что приводит к трудностям с пониманием своих эмоций и мотивов. Сам факт отсутствия подтверждения эмоциональной боли ребёнка и разделения её с родителем/опекуном может быть невыносимым и травмировать.
- Память-которой-никогда-не-было. Память об отсутствии — заботы, тепла, уважения. Человек не осознает этого дефицита, пока не столкнется с альтернативным опытом, например, в терапевтических отношениях. Например, человек, которого в детстве отвергали и использовали, может быть на уровне сознания уверен, что его детство было "достаточно благополучным", и бессознательно воспроизводить именно такие отношения как привычные. При этом искренний интерес, тепло и забота могут вызывать тревогу и стыд.
Симптомы, которые мы видим «на поверхности», — это и есть проявления этого имплицитного знания. Психотерапия в таком случае — это не столько восстановление хроники событий, сколько постепенное символизирование, присвоение имени и смысла тому, что было когда-то пережито, но никогда не было понято и выражено. Немаловажный аспект, который мы реализуем в терапии - связывание разных "частей" психики, "расколотых" травмой и не позволяющих чувствовать себя целостным.